По стылой земле растекаются сумерки,
И небо молчит, только хмурится горестно,
Молитвы слова отзвучали и умерли,
Застыв меж страниц недописанной повести.
На пыльной бумаге чернила повыцвели,
Теперь не понять, что случилось доподлинно:
Кто выбрал мальчишку в Господние рыцари,
Кто свёл его близко с волшебником-вороном?
Бывает, дорога сплетается кружевом,
Бывает, ложится послушною строчкою,
Но чаще туманной тропинкой недужною
Бежит, разгоняя беду по обочинам.
На том перепутье, где рушатся помыслы,
Решив выбирать только сердцем и Верою,
Остался ли рыцарь уверенным полностью,
Что верно свой путь отыскал меж химерами?
О ком он молился неистово, праведно?
Об ангеле горестном? Демоне проклятом?
Лишь тени остались в легендах беспамятных,
Да буквы безжалостным временем стёртые.
По стылой земле растекаются сумерки,
И время смешалось в неясное крошево.
Под серыми крыльями спряталось хмурое,
Чужое, но всё же волшебное прошлое.
И небо молчит, только хмурится горестно,
Молитвы слова отзвучали и умерли,
Застыв меж страниц недописанной повести.
На пыльной бумаге чернила повыцвели,
Теперь не понять, что случилось доподлинно:
Кто выбрал мальчишку в Господние рыцари,
Кто свёл его близко с волшебником-вороном?
Бывает, дорога сплетается кружевом,
Бывает, ложится послушною строчкою,
Но чаще туманной тропинкой недужною
Бежит, разгоняя беду по обочинам.
На том перепутье, где рушатся помыслы,
Решив выбирать только сердцем и Верою,
Остался ли рыцарь уверенным полностью,
Что верно свой путь отыскал меж химерами?
О ком он молился неистово, праведно?
Об ангеле горестном? Демоне проклятом?
Лишь тени остались в легендах беспамятных,
Да буквы безжалостным временем стёртые.
По стылой земле растекаются сумерки,
И время смешалось в неясное крошево.
Под серыми крыльями спряталось хмурое,
Чужое, но всё же волшебное прошлое.