Дочитала "Год Крысы".
Рыске и Альку посвящается.
Снова полночь за окнами скалится
Жёлтым месяцем с чёрной скатерти,
Серый воск от огня оплавился,
По свече расплескался каплями.
Тихо в доме, ни скрипа, ни шороха,
И не дышится мне, и не плачется,
Спит крысёнок в одежном ворохе,
А мой сон не идёт – артачится.
Где-то лихо-беда желтоглазая,
Бродит тёмными тропами-норами,
Всё путями ползёт непролазными,
Всё дорогами ходит неторными.
Не удержишь скитальца прутиком,
Что из клети пророс на жальнике,
Снова скажет: «Родная, глупая,
Не брани – я за дали дальние».
И останется только свечкою
Догорать у окна, задумавшись.
И лучины дробить на щепочки,
И молчать на двоих с полуночью.
Рыске и Альку посвящается.
Снова полночь за окнами скалится
Жёлтым месяцем с чёрной скатерти,
Серый воск от огня оплавился,
По свече расплескался каплями.
Тихо в доме, ни скрипа, ни шороха,
И не дышится мне, и не плачется,
Спит крысёнок в одежном ворохе,
А мой сон не идёт – артачится.
Где-то лихо-беда желтоглазая,
Бродит тёмными тропами-норами,
Всё путями ползёт непролазными,
Всё дорогами ходит неторными.
Не удержишь скитальца прутиком,
Что из клети пророс на жальнике,
Снова скажет: «Родная, глупая,
Не брани – я за дали дальние».
И останется только свечкою
Догорать у окна, задумавшись.
И лучины дробить на щепочки,
И молчать на двоих с полуночью.